Если бы я верила в теорию верного и неверного выбора, я бы сказала, что не ходить в горы до 35 лет было большой ошибкой. Но, как и любой другой, хоть немного погревшийся у огня истины, я прекрасно понимаю, что «правильно» и «неправильно», как и другие оценки, являются лишь категориями беспокойного ума, тогда как на самом деле все просто случается и происходит, причем именно тогда, когда нужно.
Дочь туристов, с пяти лет таскаемая по походам и слетам, к которым позже добавились фестивали и соревнования, ребенок, по умолчанию влюбленный в природу и не замечающий трудностей палаточного быта, я жила с мыслью о том, что не создана для серьезных походов. Внушенные (конечно, из благих побуждений) идеи, что все любители пешего туризма — сумасшедшие, казались собственными мнением и с годами прорастали уверенностью в том, что ходить по горам с тяжелым рюкзаком — недостойное разумного человека занятие. Зачем насиловать себя нагрузками, когда можно сесть в байдарку и, сверкая веслами, легко и красиво уйти в закат.
Все эти воспевания в стиле «лучше гор могут быть только горы» казались советско-пионерской романтикой, наивной и безыскусной, как школьные концерты в актовом зале или три красные розы на первом свидании, романтикой, основанной на консервативности взглядов и отсутствии стремления интеллектуального постижения бытия. Бери больше — кидай дальше, с песней весело шагай, парня в горы тяни — рискни. Эта примитивная радость и деревянная бодрость вызывали отторжение не уровне костного мозга. А предостережения местечковых гуру-альпинистов о том, что горы вызывают зависимость, выглядели смешным преувеличением, желанием произвести впечатление на девочек и попытками набить себе цену.
В этот поход я пошла, чтобы закрыть гештальт и потому что обещала другу. Есть еще одна странная причина, которую можно озвучить как «зов трансцендентности». Я была уверена, что это будет первый и последний раз, поэтому специально купила самую дешевую снарягу, а что-то одолжила у знакомых. В первый день во время жаркого и душного подъёма я всерьез раздумывала о том, чтобы повернуть назад. Происходящее казалось дурным невыносимым сном. От отказа удерживало чувство долга, врожденный мазохизм, интерес к проверкам себя на прочность и смутное предощущение инсайта, который не заставил себя долго ждать.
На второй день, когда мы, сидя на склоне, отдыхали и курили, глядя на туманные вершины соседних пиков, в поселке, что остался далеко внизу, запел мулла. Что-то неуловимо знакомое завибрировало и разлилось в воздухе, как будто сквозь дымку низких облаков проступили видения прошлых жизней. В голове вдруг щелкнул какой-то тумблер, границы восприятия и ощущения расширились, словно из плоской картинки я перешла в 3D, съела запрещенную таблетку и вошла, наконец, в уэлсовскую зеленую дверь. Пришло успокоение, понимание, принятие. Вспомнилось пелевинское «Для чего, по-твоему, люди в монастыри уходят и всю жизнь там живут? Думаешь, они там лбом о пол стучат? Они там прутся по-страшному, причем так, как ты здесь себе за тысячу гринов не вмажешь». В горах происходит примерно то же самое.
Наверное, так чувствует себя закоренелый чайлдфри, по нелепой случайности заведший детей и обретший смысл и успокоение в этом процессе. Или модный столичный тусовщик, ради прикола снявший на лето домик под Тверью и к своему удивлению оставшийся там на ПМЖ. Сначала немного стыдно перед собой, потом перед теми, кого ты считал безумцами, а потом приходится признать, что во всех этих трепетных и восторженных речах была изрядная доля истины. Да, дети — это глубочайший трансформирующий опыт, да, жизнь в деревне способствует обретению внутреннего покоя. Да, горы производят сильнейшее впечатление и, видимо, влияют на тонкие структуры души.
Если честно, я не знаю, как это работает, почему там тебя заливает счастьем, когда после холодного ливня ты три часа спускаешься по мокрым сыпучим камням в насквозь промокших ботинках. Почему затапливает радостью, когда с утра, отлежавши бока на кочках, опухший вылезаешь из заиндевелой палатки. И почему тебе, несущему на себе 17 кг лишнего веса, нравится, обливаясь потом, карабкаться траверсами по бесконечно длинному и крутому склону. Мне кажется, что рассказывать об этом — все равно что делиться сокровенным мистическим опытом. Во-первых, все равно не получится, а во-вторых, пока будешь пытаться, поймешь, что все свелось к банальщине. Но я попробую.
Горы — это оглушающее счастье, немой восторг и концентрированный психоделик. Это спокойствие ума, безмятежность сердца и освобождение души. Это то приключение, где страдание и кайф замешаны в один, заправленный изотоником коктейль. Горы наполняют суровой нежностью, сдирают городскую эгоистичную шелуху, обнажая тонкую кожу чистого восприятия, показывают тебе самого себя — искреннего и настоящего, такого, которого ты давно забыл или никогда не знал.
Горы впечатляют, очаровывают, завораживают. Влюбляют, позволяя прикоснуться к себе лишь на миг и тут же ускользают, оставляя воспоминания и надежду на следующую встречу. И есть ощущение, что этот роман будет длиться всю жизнь, и совершенно неважно, что он безответный. Ведь горы невозможно покорить, но им возможно покориться.
